«Слава богу, у меня случился инфаркт…»

Слава богу, в 50 лет у меня случился обширный инфаркт, с клинической смертью, с частичной потерей памяти. Это изменило мою жизнь. Помню, пришла в себя — никого не узнаю. Ощущений не было никаких, даже страха — удивление, что ты как чистый лист, все стерто. Я только помнила, что у меня сын есть и что мама умерла. Когда я уже выздоровела, примерно через год, то стала постоянно задумываться о том, как хрупка человеческая жизнь и как бездарно она тратится. Первое время я просыпалась утром, в нашем жестком городе Норильске, и начинала плакать от того, что не умерла, что подзадержалась. Жизнь — это чудо! Бог продлил мне ее, и я не могла понять, за что, для чего? В расцвете сил уходят великие актеры, политики, ученые, а я, обыкновенная серая мышка, снова здесь.

Какой у меня был тогда восторг от самых простых моментов: ребенок бежит, собака лает, бабочка полетела — счастье! С другой стороны, я стала очень остро ощущать, что мы живем, как ослики, которые идут по кругу в колее, колесико вертится, водичка бежит, и они никогда не выйдут. А выбраться очень важно. Это сложно, в колее удобно. Но только когда вырвешься, настоящая жизнь и начинается. В моей жизни все было расписано и предрасположено надолго вперед: я знала, что скоро выйду на пенсию, куплю какую-то квартиру «на материке», наварю варенья, позакрываю банки и буду тихо стареть, ждать конца. Буду страдать от того, что полнею, не любить своего мужа, и он меня не будет любить и уважать, потому что привык так, а я привыкла ему служить. Будут приезжать дети, все будет чинно, скучно, но я буду держать лицо. И вот ужас от осознания этого, вместе с тем, что моя жизнь может закончиться в любую минуту, шокировал меня. В очередной раз, когда мой муж не пришел домой ночевать, я стояла у окошка и думала: ты однажды умрешь, а жизнь будет продолжаться, и солнце будет светить, и мороженое будет вкусным, и бабочки будут летать — зачем ты так живешь? Он пришел, и я сказала: уходи.

А была я такая тетя-мотя: первое-второе-компот и еще пирожки сверху. И так я все это любила! Моя мама всегда служила отцу, и я была воспитана в таких же идеалах. Самоуважение, чувство собственного достоинства были на нуле. И эта жизнь казалась правильной, потому что вокруг меня жили так же люди. Я собирала рецепты из ЗОЖа, давление мерила постоянно: «Ой, я больная — да что ты больная, вот я больная, так больная!» Но после инфаркта поняла, что жизнь очень яркая, и это не зависит от размера кошелька, от того, бриллиант у тебя или бусики за 3 копейки.

Когда в 50 лет я осталась одна, была рада страшно. Тогда началась моя жизнь! Я проколола уши, выщипала брови, начала носить платья выше колен, у меня впервые появились колготки запасные, красивое белье. Пошла на восточные танцы, стала ходить на встречи, тренинги, выставки — и все приносило мне невероятное удовольствие. В то же время случайно (и не случайно) появились у меня молодые подруги. Первый раз они меня повели в ночной клуб. Мне было так страшно, так страшно, я думала: «Как я пойду? Старая нелепая тетка». Я не строила никаких планов, просто наслаждалась жизнью.

Я уже ушла на пенсию, но боялась увольняться с работы. Мне казалось, что если я уволюсь, то тут же умру. Но решилась. Сначала по старой памяти поехала на Украину, где мне от мамы остался домик. Я всегда жила в маленьких квартирах, а тут впервые в жизни у меня была собственная большая кровать и комод, на котором стояли все мои «баночки». И такая красота вокруг: птички щебечут, цветы благоухают! Я занималась только собой. Но счастье «было так недолго»: я приехала весной, а в ноябре случился Майдан. Было очень страшно, ходили слухи, что русских скоро отправят в лагеря для интернированных, и сын сказал: «Возвращайся!»

Почему Индия? У меня была мечта жизни: на свой День рождения сесть на берегу Индийского океана и посмотреть, что такое сансет. Подумала: съезжу, увижу эту волшебную страну, где красавицы в сари, удивительные храмы, ковры-самолеты и слоны ножку подают — увижу и вернусь домой доживать. Четыре года назад я купила тур и впервые поехала заграницу. Приехала, вышла из самолета, хапнула воздуха, пахнущего благовониями, специями, солярой и дерьмом, простите, и сразу со мной случился «синдром Гоа».

Я остановилась на пляже Кандолим и за 12 дней влюбилась в Индию! Это было что-то необыкновенное. В свой День рождения вечером я сидела в кафе, смотрела на закат, мимо ехали байки, коровы брели, у меня на столе горела лампа, стоял огромный стакан ананасового сока, какой-то мальчик играл блюзы, и я начала плакать от счастья. Это было острое ощущения счастья, оно кругом, во всем. И в нем ты, которая всю жизнь провела на кухне. Я вернулась домой и стала собираться назад.

Ехать не по путевке, самой, одной мне было очень страшно. Но хотелось жить среди этих людей. Помню, как прилетела в Дели, ни слова не зная по-английски. Огромный аэропорт, все разошлись, подхожу к дяденьке, говорю: «Россия, я не понимаю ничего». Повел он меня куда-то, у стойки регистрации посадили меня в машинку электрическую, покатали по аэропорту, напоили кофе, потом зарегистрировали на следующий рейс. Тогда я пробыла в Индии 23 дня: делала обряды на луну, влюбилась в разноцветные юбки — все видела в розовом киселе.

Через год снова приехала. Жила на настоящей португальской вилле с большими окнами витражными, с садиком, с огромным зеркалом, в которое смотреть было страшно: казалось, что это портал и сейчас утянет. В придачу к этому домику была безумная индийская бабушка по соседству, похожая на Бабу Ягу, которая кричала жутким голосом непонятные слова. Не удивительно, что долго этот дом пустовал.

У меня тогда была такая острота жизни! Все хотелось попробовать. Я съездила в Ришикеш, там сплавлялась, прыгала со скалы, два раза с парашютом, рафтингом занималась. А почему нет? Кто сказал, что в 60 — нет? Я же не развалина, я в здравом уме. Кто сказал, что я не могу так делать, не должна, кто эти рамки выстроил? Я хорошо себя в этом чувствую. Я улыбаюсь все время.

В этом году я приехала на весь сезон, на полгода, с 14 октября. Моя жизнь здесь — скучная, это обычная жизнь обычного человека. Я не делаю ничего важного. Просыпаюсь во столько, во сколько хочу; иду на пляж, много гуляю, купаюсь, обычно одна. Возвращаюсь, что-то ем, занимаюсь упражнениями дыхательными, гимнастикой, в Интернете ковыряюсь — я веду свой блог в «Одноклассниках» — много аудиокниг слушаю. Каждый вечер в 8 у меня встреча с друзьями, и мы идем туда, где играют музыку. У нас великолепная компания! Я раньше их называла «сбитые летчики» — это старые музыканты, седые уже дяденьки из разных стран, которые играют рок-н-роллы прошлого. Они великие мастера, талантливые люди, а талант с возрастом, как вино, становится ярче и острее. Они не сбитые, они живые, они гении рок-н-рола. В этом году я вся в музыке, я пропитана музыкой. Это как ешь-ешь и наесться не можешь.

Все время знакомлюсь с новыми людьми. Вот сегодня познакомилась с двумя мальчиками из Питера, лет по 30.

— Можно, мы к вам в гости придем?

— Конечно!

Мне нравится, что здесь нет этих привязанностей. Мы же как в России, мы дружим до смерти. В Гоа люди приезжают-уезжают, с кем-то расстаешься навсегда. Ой, а какой у нас есть Джон! Дедушка-англичанин, и сколько ему лет, не знает никто. Он такой весь хрупкий, такой тоненький, у него уже старческие пальчики, и он прозрачный уже весь. Но в нем столько любви! Он приезжает с маленьким аккордеоном и поет о любви. Идет по улице, и его все обнимают. Он как символ, каждый год мы его ждем: Джон приехал? Джон приехал? Джон приехал!

Сейчас я уже совершенно по-другому смотрю на гоа-пипл, на местных. С меня упали розовые очки, я понимаю, что эти люди мне чужие, они другие. Мы никогда не поймем друг друга. Вместо сердца у них — доллар. Индия никогда не изменится. Они будут летать в космос, появятся новейшие технологии, но будет и эта кастовость, и эти семейные отношения. У моих друзей — девочка, нужно миллион приданого. Они работают только на него. Я говорю: «Зачем платить?» Она же у тебя хорошенькая, не глупая, не калека, зачем ты даешь за нее миллион? Все дают, и я даю. Ничего никогда не изменится. Психология людей такая. Но я буду ездить сюда столько, сколько жива. Кто-то сказал, что дом — это не там, где ты родился, а там, где прекратились твои попытки к бегству. Для меня это здесь.

Самое печальное, наверное, в моей истории то, что я очень люблю свою Родину, я так горжусь ею, но в этом году впервые подумала, что не хочу возвращаться. Я прилетаю в Норильск, меня хватает на два дня, когда меня даже таксисты бесплатно возят, а потом, словно лампочку выключают. Потому что здесь все такие, как я, а там я одна. Сейчас лечу домой на свадьбу к сыну и уже планирую следующую поездку, даже арендовала на сезон домик с садом в Арамболе у доктора Фуртадо.

Мой дом в этом году — комнатка на втором этаже, с крутой португальской лестницей, португальской крышей. Только идальго не хватает. Я плачу за нее 10 тысяч в месяц. Всем интересно, на что я живу. У меня хорошая северная пенсия — все же я 30 лет прожила в ГУЛАГе, где лета не бывает. И да, мне ее здесь хватает. Наши бабки ноют, что на такую пенсию вообще не выжить, а вот выжить, да еще и в Гоа. Чтобы жить вообще без проблем, я подрабатываю в России сторожем. За 3 копейки, конечно, но 3 копейки плюс 3 копейки — уже 6. За свою хатку я плачу 10 тысяч в месяц. Байк я не вожу, алкоголь не пью, не курю. Обычно готовлю и кушаю дома. Одежда здесь дешевая. Иногда балую себя. Колечко вот купила серебряное за 5 тысяч — дорогое по местным меркам, а остальные в шкатулке по 150, да по 300 рупий.

Обожаю индийскую кухню! И чтобы остро. Момо с курицей — любимое блюдо. Люблю фиш-тали, панир с овощами, лепешки чиз-гарлик-наан. И масала-чай! Надо мной все смеются, говорят, ты эксперт по масала-чаю. Я куда ни приду, везде его заказываю.

Старости нет, старости не бывает, это все толстые тетки с сумками в очередях придумали. Человек живет и умирает, а старость, если не захочешь, не придет, и бояться ее не надо. У меня нет старости и не будет, если меня не привяжут за ноги.

Я человек-лузер по общепринятым стандартам: нет дома, мужа, бриллиантов. Все мое имущество вон, в двух чемоданах под кроватью. Но у меня новые ощущения каждый день, состояние, когда ты постоянно улыбаешься и не можешь не улыбаться. Я здесь молодею, потому что улыбка не сходит и брыли подтягиваются. Я стала смеяться в голос. Могу скакать и танцевать, и мне не важно, как я выгляжу. Арамболь — такое место, где не нужно держать лицо. А когда не держишь лицо, ты никогда не будешь смешной, нелепой. Это место, которое дает возможность быть самой собой.

В Ришикеше я делала русскую вечеринку: наварила борща, все пели русские песни. Понимаешь, я чувствую себя здесь интересной, нужной. Постепенно я стала себя уважать, поняла, что я хороший человек. Уважать не за трудовые подвиги, не за заработанные деньги, а просто так. Только здесь я поняла, что я умная, что я интересная, что люди хотят со мной общаться. А сколько женщин моего возраста живут в семьях, где не состоялось, где изжитые отношения, работают на скучной работе или сидят дома на пенсии.

В Арамболе есть кафе, в котором я очень люблю бывать — «Куки-вала». Куки — хороший повар и бог файер-шоу, я думаю, что он непалец, но живет в Индии и держит чилаут: маленькие столики, матрасики, подушки на полу. Там собираются неформалы: полуголые, всклокоченные, дредастые — и играют музыку. Меня там любят, хоть я и не вписываюсь в эту компанию. Но мне там так классно, среди них. И когда они играют, импровизируют, и барабаны играют, на огне, а там кухня открытая, что-то жарится. И большая чашка масала-чая. И я своя среди своих. Знаешь, как это? Когда ты была советская-советская, а потом приходишь, и тебе уже седьмой десяток, а ты нарядная-нарядная. И дредов у тебя нет, а ты все равно одной крови. И рядом сидит мальчик израильский, копна на голове, в одних шортах, бородатый, за руку берет и говорит: «Мадам, ай андерстенд». И я тоже его понимаю. Это комок в горле.

История первая. «Мотыльки пригнали меня к мужу…»

История вторая. «Втянулся в среду Болливуда. Видеть себя на большом экране — потрясающе!»