Самая распространённая фраза трансплант-координаторов: «Донорские органы не растут на дереве». От этого жизнь пациентов, нуждающихся в пересадке, сильно осложняется. Спасительного сердца, печени, почки люди могут ждать и год, и дольше.
Однако нашей героине Светлане Колывановой повезло — в первый раз ей позвонили уже через шесть месяцев, но от трансплантации она отказалась и прождала ещё полгода. Рассказываем, почему так случилось и как Светлана готовилась к пересадке. А также о том, какую титаническую работу до и во время операций проводят врачи.
— Меня зовут Светлана, мне 49 лет, я юрист с большим стажем работы в МВД. Сейчас работаю в транспортной компании специалистом по логистике.
С пятилетнего возраста у меня пиелонефрит — заболевание почек. В 1980 году перенесла операцию на предмет двустороннего рефлюкса. В осознанном возрасте остро заболевания не чувствовала, субъективная профессиональная ответственность не позволяла вплотную заниматься здоровьем.
А в 2012 году, когда сломала позвоночник, получила вдобавок микротрещину лёгкого, плеврит и все вытекающие. Чтобы спасти лёгкое, приходилось пить много антибиотиков. Из-за этого обострилось заболевание почек. За два года пиелонефрит развился в острый гломерулонефрит. Диагноз поставила военно-врачебная комиссия.
Я самостоятельно, с присущим юристу вниманием, изучила новую болезнь, её течение и методы лечения. Так в моём сознании появилось новое слово — «трансплантация».
Естественно, Светлана стала искать иные выходы. Пошла по врачам. Альтернативными вариантами для поддержания более-менее приемлемых условий жизни были лекарства и гемодиализ — заместительная терапия.
Во время диализа человека три раза в неделю подключают к искусственной почке. Это позволяет жить неопределённо долго. И если раньше качество диализа было низким, то сегодня люди на нём живут десятки лет, — рассказывает Владимир Хиновкер.
— Так или иначе, на диализе качество жизни в целом, конечно, страдает. Пациент привязан к своему лечебному учреждению, он никуда не может уехать, он должен три раза в неделю ходить на процедуры, сидеть в кресле по 4−5 часов, сдавать анализы. При этом диализ никогда не бывает таким же хорошим, как собственный орган.
Владимир Хиновкер, доктор медицинских наук, заведующий отделением анестезиологии — реанимации, трансплантационный координатор
Светлана максимально долго старалась оттянуть посещение гемодиализа. Принимала препараты, однако в результате последующего полного обследования выяснилось, что показатели почечной недостаточности поднялись до критического предела. Пациентке требовалась новая почка, она встала в лист ожидания. «Процесс это небыстрый», — объяснили врачи, и для поддержания здоровья всё же пришлось приступить к получению заместительной терапии.
— В моем понимании трансплантация была более приемлемым вариантом дальнейшей жизни, чем диализ. Но почку надо было ждать. Ожидание сопровождалось мучительными процедурами диализа. В эти моменты я ощущала себя инвалидом, жизнь которого разделилась на до и после.
После каждой процедуры было нужно какое-то время для восстановления. Трепетное обращение с фистулой, боязнь сделать что-то не так и тем самым обрести последствия, которые затруднят или сделают невозможным следующую процедуру диализа. Всё это проходило максимально тяжело. Первые четыре месяца: слёзы, боль, жалость к себе.
Светлана Колыванова, пациент СКЦ ФМБА
Лист ожидания
Врачи отмечают, что у нас, как и во всём мире, большой дефицит органов. Пациенты, нуждающиеся в трансплантации, могут стоять в листе ожидания и несколько лет.
— Если человек находится в критической ситуации, и орган ему нужен срочно, всё, что могут сделать врачи, это изменить его позицию в листе ожидания — поставить первым в очереди. Тогда шансы получить орган вырастут, и первая же появившаяся на горизонте почка будет ему доставлена.
Владимир Хиновкер, доктор медицинских наук, заведующий отделением анестезиологии — реанимации, трансплантационный координатор
Это распространённая практика, отмечает Владимир, однако если орган не находится, тяжело больной человек погибает, и так бывает часто. Мировая статистика, по словам доктора, безжалостна: например, пересадки сердца дожидаются только 40% людей из листа ожидания.
У Светланы с момента постановки в лист ожидания до первого звонка из больницы прошло шесть месяцев. Звонок раздался примерно в обеденное время, врачи поинтересовались самочувствием, предупредили о готовности прибытия в стационар ФМБА через несколько часов.
— Сказать, что было страшно, — ничего не сказать В часы ожидания была паника, надежда на лучшее в сравнении с диализом, затем опять паника, слёзы, страх и так по кругу. Когда в ночное время прозвучал второй звонок, страх победил здравый смысл, и в ответ на приглашение приехать я ответила, что не готова. Испугалась….
Светлана Колыванова, пациент СКЦ ФМБА
На операцию Светлана так и не поехала. Врачи уговаривать тоже не стали. Это право каждого. И, как отмечает врач-нефролог СКЦ ФМБА Римма Наговицына, отказ Светланы далеко не единственный подобный случай.
— Мы не уговариваем пациента, потому что в случае с пересадкой почки часто можно воспользоваться альтернативным способом поддержания здоровья — гемодиализом. Так что, когда человек боится, говорит, что не уверен, надо подумать, мы понимаем — пересадка не его вариант, и отвечаем: «Хорошо, думайте, мы будем пересаживать почку другому человеку». Тому, кто готов. А к операции нужно быть готовым морально.
Римма Наговицына, врач-нефролог СКЦ ФМБА
Откуда берутся почки
Стоит сразу оговориться: как таковой, базы с кучей органов, которые дожидаются новых хозяев, не существует. Дело в том, что донорское сердце, почка, печень живут очень ограниченное количество часов, и поэтому в условной «базе» полежать не могут.
Сегодня в России подавляющее большинство пересадок это трупные органы — органы умерших людей. Посмертное донорство возможно, когда органы пригодны для трансплантации, а способ умирания человека весьма своеобразен — результат тяжёлого повреждения мозга. Это может быть инсульт или травма, которая приводит к смерти мозга.
— Обычный российский человек может стать донором только в случае, если жертвует свой орган кровному родственнику. Это закон о донорстве. А так называемое эмоциональное донорство в Российской Федерации, как и в большинстве цивилизованных стран, незаконно, и поэтому никто не может пожертвовать свою почку кому-либо, кроме как родному человеку.
Владимир Хиновкер, доктор медицинских наук, заведующий отделением анестезиологии — реанимации, трансплантационный координатор
Посмертное донорство более распространено в России и, в частности, в Красноярске. Родственная трансплантация всегда рассматривается как трансплантация второго порядка, несмотря на то, что для пациента это способ получить более подходящий орган. Ведь у родственников генотип схож. Например, у ребёнка половина генов от мамы, половина — от папы, поэтому и почка будет ему почти родной. Такой орган реже отторгается.
Например, в этом году в Красноярске было проведено три родственных трансплантации. К родственникам пациентов медики обращаются, когда органов от умерших людей не хватает. Однако чаще стараются этого не делать.
— Все-таки посмертная трансплантация безусловно лучше, потому что мы ни у кого ничего не отбираем. Мёртвому человеку в отличие от живого почки не нужны. К тому же не для всех органов родственное донорство возможно. Если мы можем пересадить ребёнку часть печени родителя или одну родительскую почку, то с сердцем такая операция невозможна. Поэтому мы изо всех сил стараемся развивать трупное донорство.
Владимир Хиновкер, доктор медицинских наук, заведующий отделением анестезиологии — реанимации, трансплантационный координатор
Новая почка нашла Светлану ещё через полгода. На тот момент, рассказывает героиня, она «познала все прелести диализа», терпеть его уже не могла и, как только получила «вызов» в ФМБА, стала судорожно собирать сумку. Приехать в клинику нужно было следующим утром. За час до назначенного времени пациентка в сопровождении близкого человека стояла на крыльце больницы. Сомнений в успешном исходе операции у неё не было.
Почка Светлане досталась от неизвестного коллеги. Во всяком случае такой вывод она сделала, когда хирург ей сказал: «Не переживайте, почка милиционера обязательно подойдёт другому милиционеру».
Возможно, это была просто шутка, чтобы поддержать пациентку. По закону, в России информацию о посмертном доноре разглашать запрещено.
Операция
С восьми утра до обеда Светлана ждала своей очереди. Поддерживала её в эти часы лечащий врач Римма Юрьевна. Для пациентки она стала важным человеком, который помог преодолеть страхи и сомнения.
— Уверенность, что всё будет хорошо, зашкаливала. При этом я вздрагивала каждый раз, как только открывалась дверь. Когда в палате показалась каталка, меня стало трясти. Это концентрированный каскад чувств, которые только может испытывать человек, стоя на пороге перемен. А перемены эти ещё и зависят от других людей.
Путь от палаты к операционной казался длинным, хотя на самом деле — всего один этаж. На операционном столе самым главным было поймать понимание, что именно мой хирург, которого я уже знаю, возьмёт в руки скальпель. Я увидела его, поняла, что нахожусь в надёжных руках. Страх отступил.
Светлана Колыванова, пациент СКЦ ФМБА
Пересадка почки — операция уже привычная, её делают чаще всего. Трансплантационная бригада, как правило, состоит из двоих-троих хирургов, медсестры, анестезиолога и санитарки.
Медики готовят орган, поддерживают в нём кровообращение, дают наркоз пациенту, делают надрез в подвздошных областях — либо справа, либо слева — и пересаживают почку. «Крепится» орган к подвздошным сосудам — пришиваются воздушные артерии и вены почки.
А вот с пересадкой печени или сердца ситуация более сложная. Сами врачи называют такие операции ювелирной работой и высшим пилотажем. Здесь и трансплантационная бригада шире, и действий выполняется гораздо больше.
В операционных часто играет музыка. Она помогает работать, создаёт «правильную» гармоничную атмосферу для хирургов, анестезиологов. И многие врачи любят оперировать под музыку. Практически у каждого, по словам Владимира Хиновкера, есть свой любимый плейлист и любимые исполнители.
Если пациент бодрствует, и музыка его не раздражает пациента, её не выключают. Когда пациент спит, музыку тоже оставляют — для операционной бригады. И сегодня это скорее правило, чем исключение.
— Операции по пересадке органов — это, если хотите, всегда какое-то миссионерство, ведь мы прекрасно понимаем, что не просто заменяем больной сустав на искусственный металлический, а дарим человеку жизнь. Мы участвуем в передаче органа от умершего пациента к живому, и этот процесс, конечно, волнительный, трогательный и очень ответственный, безусловно.
Владимир Хиновкер, доктор медицинских наук, заведующий отделением анестезиологии — реанимации, трансплантационный координатор
После операции
Светлана Колыванова, пациент СКЦ ФМБА: «Открыла глаза после наркоза. Мутное сознание и затруднённое дыхание. Потом — радость, что я жива, я дышу. Многоговорящим событием был звонок из диализного центра. Позвонил заведующий и выразил своё волнение по поводу моей неявки на процедуру. Я с какой-то гордостью ответила, что мне больше диализ не нужен, у меня теперь есть почка».
Восстановление, рассказывает Светлана, проходило легко и комфортно. Да, ей нужно было строго соблюдать рекомендации врача, но это ничего по сравнению с тем, что теперь появилась возможность жить полноценно. Уже на восемнадцатые сутки пациентку отпустили домой.
— Восстановление пациента сугубо индивидуальный процесс. Всё зависит и от возраста, и от наличия сопутствующих заболеваний, и от функций пересаженного органа. Некоторое время категорически запрещены контакты с людьми.
В раннем послеоперационном периоде идёт достаточно агрессивная иммуносупрессивная терапия, направленная на подавление иммунитета . С учётом эпидемиологической обстановки в стране в последние годы мы ограничиваем контакты, чтобы пациент не заразился какой-нибудь инфекцией. Но самое главное — вовремя принимать рекомендованные препараты.
Римма Наговицына, врач-нефролог СКЦ ФМБА
Жизнь пациента после пересадки — нормальная, обычная, как у всех людей. Она не сокращается и принципиально не меняется от того, что в организме появился новый орган. При условии, что пациент выполняет предписания, почка, печень или сердце полноценно функционируют. В редких случаях функция становится несколько замедленной.
— Если пациент после трансплантации не поддерживает режим и вновь становится заложником старого диагноза, во второй раз никто пересаживать почку не будет. Если же он добросовестно выполнял предписания, но теряет орган в процессе его хронического отторжения, повторная пересадка возможна. Но выполнить её можно не раньше, чем через два года после первой операции.
Марат Кучкаров, заведующий отделением хирургии ФСНКЦ ФМБА России, ведущий трансплантолог ФМБА России в СФО
Новая жизнь
После операции прошло шесть лет. Светлана прекрасно себя чувствует, ведёт активный образ жизни. Говорит, настороже была в первый год во время гормонотерапии и периода, когда нужно было чётко соблюдать водный баланс. Теперь, признаётся героиня, она позволяет себе некоторые послабления в режиме.
Долго время она восстанавливалась, но спустя четыре года после трансплантации, наконец, нашла работу — специалистом по логистике — и гордится тем, что может выполнять её наравне с другими сотрудниками, ничуть не хуже.
До сих пор Светлана поддерживает связь со своим лечащим врачом. Сама Римма Юрьевна говорит, что без этого никак нельзя, ведь за новой жизнью и состоянием своих пациентов нужно следить, держать руку на пульсе 24/7. Круглосуточно врачи готовы ответить на вопросы, даже никак не связанные с работой новых органов.
Донорство и мистика
Врачам и Светлане мы напомнили об интересном случае из Иркутской области. Там девочке пересадили сердце индийского байкера. Говорят, потом она внезапно стала увлекаться мотоциклами. Вот, что по этому поводу думают наши собеседники.
Владимир Хиновкер отнёсся к истории прагматично и сказал, что «всё это байки», и пересаженный орган никак не влияет на личность пациента, кроме того, что он становится здоровее, увереннее в себе, и у него уже нет такого страха смерти, как у человека в листе ожидания.
Светлана же, хоть мистики после пересадки не наблюдала, отметила интересный факт: «До пересадки я не любила гематоген. Прямо категорически. Однако первые полгода после операции я скупала его коробками и поглощала с огромным удовольствием. Возможно, его любил тот человек, благодаря органу которого я теперь могу жить полноценной и качественной жизнью».
Трансплантация сегодня
С каждым годом количество людей, нуждающихся в заместительной почечной терапии, увеличивается. Соответственно, количество людей, которые могут встать в лист ожидания тоже растёт. Операции по пересадке в нашем городе стали делать намного чаще. Ещё каких-то десять лет назад подобная процедура, по словам врачей, была чем-то «из ряда вон».
— Трансплантация в Красноярске развивается. Но не так быстро, как хотелось бы. Всё дело, наверное, в проблемах с донорскими органами. Если донорство будет налажено, то и количество пересадок, я думаю, ещё увеличится. Кроме того, этот же вопрос касается и финансирования. Если муниципальные организации могут получать софинансирование, федеральное и плюс обязательное медицинское страхование, то у нас, к сожалению, только федеральные квоты. А перспективы? Перспективы, как всегда, светлые.
Если процедура пересадки почки будет переведена в ОМС, ВМП, наверное, нам немножко развяжут руки, и мы сможем делать больше спасительных операций.
Марат Кучкаров, заведующий отделением хирургии ФСНКЦ ФМБА России, ведущий трансплантолог ФМБА России в СФО
фото: предоставлены пресс-службой СКЦ ФМБА Красноярск